Битва за масть - Страница 42

– Сань, какого черта ты их впустил? – всплеснул длинными руками Космос. – Сидели бы сейчас, водку пили…

– А ты вспомни, – строго, исподлобья глянув на него, ответил Саша, – как нас четыре года назад менты гоняли, и все поймешь. – Косу оставалось только грустно согласиться с Сашиными резонами.

– Фарик, я знаю, что нам надо поговорить… – тронул Саша за плечо Фархада, которому явно не терпелось ему что-то сказать. Важное, чего откладывать нельзя буквально на минуту. Фара быстро-быстро перебирал пальцами свои лазурные четки, которые невесть как ухитрился пронести с собой. Впрочем, Саша помнил, что даже в армии Фарик не расставался с ними.

– Сань, я так попал, – извиняющимся жестом Фара сложил на груди руки. – И тебе будет плохо…

– Фара, давай потом, не здесь, да?.. – остановил его Саша. – Я суть дела понял.

– Как ты догадался? – почти с восхищением расширил глаза Фархад.

– Птица Говорун отличается умом и сообразительностью, – с чувством законной гордости подмигнул Саша.

– Ну, а Красная Шапочка говорит, – неунывающий Пчела травил бородатый анекдот, – бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие уши? Сань, посмотри, – без паузы и с той же интонацией продолжил он, – вон того в красном пиджаке не узнаешь?

В противоположном углу камеры на нарах пристроилась весьма колоритная троица. Лысый бугай карикатурно «новорусского» вида. Латиноамериканского типа красавчик с четким пробором. И третий – с большими залысинами и бегающими глазками, тот самый – в красном пиджаке…

* * * * *

– Не дергайтесь, утром отпустят, – слишком уверенно, словно стараясь самого себя убедить в собственной правоте, вещал тот, что в пиджаке.

И Каверин, а это был именно он, повел носом, словно охотничий пес, взявший след. Враг был совсем рядом, и сначала матерый опер учуял его запах, а уж после, тотчас же, впрочем, и увидел – Белов со своей свитой сидел близко. Слишком близко. Каверин скрипнул зубами. И, стараясь оставаться спокойным, объяснил бугаю:

– Сегодня всех метут, кто попадется.

– А кто дергается?.. Только ты один, Володенька, и дергаешься. А нам-то, пацанам, чего? – развязно и несколько свысока «пригасил» его лысый…

* * * * *

Белый внимательно проследил за направлением Пчелиного взгляда и зафиксировал «картинку»:

– Кто такие?

– Чего, Космос, не узнаешь? – разминая сигарету, скривился в улыбке Пчела.

– Морда вроде знакомая… – сложный мыслительный процесс отразился на Космосовой физиономии. – Из мафии? – предположил он не слишком уверенно. Эта хитрая рожа с рыскающими глазками и высокими залысинами была ему, кажется, знакома. Наверняка мудила тот еще.

– Да с чего! Околоплавающий какой-то… – определил Фил. – Подожди. – Он сощурил глаза, пристально вглядываясь. – Может, из люберецких?

– Точно, Мухин родственник! – врубился Белый. – Но он же мент! – резко вскинулся он. – В чем дело? – вопрос его прозвучал раздраженно и очень по-деловому: типа, почему непорядок?

– Да, счас, мент! – заулыбался Пчела. – У него частное охранное агентство. Кстати. – И Пчела назидательно поднял палец. – Крышу дает Лешке Макарову.

– А с ним кто?

– Вот справа. – Пчела прищурил правый глаз и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть, – Бек, серьезный мужчина. А другого… Раз в «Метле» видел. Кто такой, чем дышит, не в курсах…

– Да кончай на них пялиться! – подернул плечами Фархад. Похоже, только он не знал, чем кончается Пчелин анекдот. – Дальше-то чего?

– А, ну вот. Красная шапочка и спрашивает: «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой хвост?» – А это не хвост, – ответил волк и густо покраснел. – И вообще, у тебя молоко на губах не обсохло. – А это не молоко сказала Шапочка, и волк покраснел еще гуще.

И все, вместе с Фариком, густо заржали, будто и вправду слышали историю про Шапочку и Волка в первый раз…

* * * * *

Лысый Бек недовольно поморщился, глянув на ржущую компанию:

– А это что за молодежь?

– Щас кого ни спроси, все солнцевскими откликаются, – лениво и немного снисходительно отозвался Лева-латиноамериканец.

– Эти – хуже, – сквозь зубы прошипел Володя Каверин. Он прямо взмок от напряжения, хотя в камере было совсем не жарко, разве что душно. – Зверье, каких мало.

– Вон тот рыженький, возле стены, в «Метелице» часто зависает, – проявил осведомленность Лева.

Бек презрительно хмыкнул и перевел взгляд правее:

– А в белом что за пацанчик?

Бывший опер сделал страшные глаза и беззвучно, шевеля только губами и нижней челюстью, просипел:

– Саша Белый.

– Этот пионер – Саша Белый?!! – В заплывших глазах Бека промелькнул искренний интерес с изумлением пополам.

– Пионер!.. – Желваки Каверина заходили так, будто он пережевывал непроваренную конину. – Волчара почище многих. Пионер!.. – Он аж задохнулся от возмущения: Белый был его кровным врагом, а врагов, их… знать надо! Чтобы бошку не оторвали!

* * * * *

Ну и денек! Спятить можно! Введенский посмотрел на часы: было уже двадцать минут второго. Похоже, сегодня придется заночевать на службе. Весь мир сошел с ума. И центр безумия – Москва.

Введенский посмотрел на хорошо знакомый ему портрет, что висел в его кабинете всегда. Дзержинский мрачно улыбался.

– Разрешите? – В дверь аккуратно постучали. Это Коноваленко. Введенский мог узнать каждого из своих подчиненных за версту. По шагам, по запахам и – по стуку. Коноваленко ходил крадучись, пользовался французским одеколоном от Армани польского производства, а стучал аккуратно и никогда не открывал двери, не дождавшись разрешения. За что и ценил его Введенский больше других своих джигитов. Да еще и за энтузиазм в работе. И, пожалуй, за некоторую, умеренную, впрочем, романтичность.