Битва за масть - Страница 38

– Сейчас мы с тобой поиграем в Робин Гуда.

– Это кто? – не понял Рахмат, но напрягся. Голос хозяина ничего хорошего не предвещал.

– Конь в пальто, – по-русски пояснил Фархад и добавил опять на родном: – Вставай туда. И яблоко возьми.

– Куда яблоко? – Рахмат точно ничего не знал про Робин Гуда.

Пришлось Фархаду самому организовать полную диспозицию. Он взял за локоть повара, подвел его к щиту, куда обычно прикреплял мишень, упражняясь в стрельбе из лука. Когда же Фархад установил на голове несчастного Рахмата большое красное яблоко, тот прозрел. По меньшей мере догадался, каким же образом развлекался этот загадочный Робин Гуд.

– Фархад, может, не надо? – жалобно простонал Рахмат, когда уже третья стрела вонзилась на расстоянии двух пальцев от его правого уха.

– Надо, надо. Должен же я когда-нибудь попасть… – снова прицелился Фархад.

– Фархад, – окликнули его от дома, – к нам гости!

Оглянувшись, Фархад одновременно отпустил тетиву. Стрела вонзилась точно в яблоко, пригвоздив его к щиту.

Рахмат, не веря, что остался жив, кончиками пальцев стер капли со лба и лизнул влажные пальцы. Вместо вкуса крови он почувствовал восхитительную сладость яблока.

– Аллах акбар! – прошептал он еле слышно.

– Вы видели, вы видели?! – восторженно закричал на весь сад Фархад. Ему хотелось, чтобы весь мир разделил его триумф.

Но пришедшие к нему «старшие товарищи» были далеки от его детских восторгов.

– Фархад, есть разговор, – суровый Абдула-Нури поглаживал свою седую бородку, что само собой не предвещало ничего хорошего.

– Какой? – Вопрос этот просто так сорвался с его губ.

Будто Фархад не знал, о чем с ним хотят говорить!

– Фархад, они деньги заберут. Нам не оставят. Толку от них не будет, – тонкие усики Далера топорщились от возбуждения. Сквозь его длинные воздушные волосы просвечивало синее небо.

– Он правду говорит. Этот Белый – как черная нить на нашем дастархане, – вмешался лощеный Ораз, который несмотря на свой исключительно европейский вид всегда выражался по-восточному пышно.

– Вы что, с ума сошли? Какой дастархан? – всплеснул руками возмущенный Фархад: достали эти их иносказания! – Да Белый весь риск, всю опасность взял на себя. Он создал эту дорогу. И вообще, он мой кровный брат.

– Постой, Фархад. Успокойся. – Абдула-Нури по-отечески положил ему руку на плечо и легонько сжал. Его голос из вкрадчивого стал жестким. Он уже не уговаривал, а приказывал. – Сядь на место. Ты до сих пор юнец. Ты забыл об уважении к старшим. Тебе ближе этот Белый, чем все твои родные и близкие. – Он тяжело ронял слова, будто ледяные капли на раскаленный камень. – Завтра же поедешь в Москву, к этому Белому. И если не сможешь завершить это дело, то – мы поедем! Я два раза не повторяю. Не повторяю! – повторил он тем не менее дважды…

* * * * *

– Молодой человек, Москва, – стюардесса тоже повторяла эту фразу уже не в первый раз. Заснул он, что ли, этот восточный красавец?

– Спасибо, – очнулся наконец Фархад.

Достав из сумки сотовый телефон, Фара набрал номер. Саша ответил сразу:

– Але, Фарик! Здорово, брат!

– Я в Москве.

– Привет от нас передай – Космос с Филом строили Саше приветливые рожи.

Саша глазами показал им: не мешайте, пацаны, не до вас.

Справа по ходу промелькнули огромные буквы «МОСКВА» – бригадирский кортеж въезжал в мятежную столицу.

– Не по телефону, брат, – нахмурился Саша. – Встретимся, перетрем. Тебя Пчела встречает. – Закончив разговор, он повернулся к водителю: – Сейчас, Володь, заезжаем в офис, берем Фару и в роддом, все равно по пути.

Оля рожала в Институте матери и ребенка, это было на Юго-Западе, чуть ли не единственное место в Москве, где роженицу можно было поместить в отдельную палату. Правда, и за отдельную плату.

Но, увы, никакими деньгами нельзя облегчить страдания всех женщин всех времен и всех народов.

Схватки терзали Олю уже несколько часов. Процесс не столько шел, сколько затягивался. Больно было нестерпимо. Когда накатывало, Оля вообще ничего не соображала. Существовала только боль, она занимала все пространство, не оставляя места ни мыслям, ни чувствам, ни желаниям. Кроме одного: скорее бы все это кончилось.

– Тужься, тужься. Старайся, – уговаривала Олю пожилая акушерка.

– Больно, – жалобно простонала Оля, когда боль на минуту отступила.

– Э-э, милая, – ласково улыбнулась акушерка, – а ты как думала? Просто так, что ли, над детками потом так трясутся? Ты старайся, дыши глубже.

– Дыши, Оленька, дыши. – Катя, Сашина тетка, погладила Олю по руке.

Вновь накатила боль. Боже, когда-нибудь это кончится?

XXVII

Едва проскочили Речной вокзал, как тормознули гаишники. Вечно они не вовремя.

– Ну что, командир, лавэ готовь, – раздраженно пробормотал Белый. – Счас будет…

– Ребятки, всем спокойно, без кипежа, – передал по рации Фил. – Никто из машин не выходит. Если что, сам разберусь.

Однако гаишник в оранжевом жилете к ним даже не подошел. Похоже, у него была другая задача. Он только заставил их машины прижаться к обочине.

Мимо них тяжело и неторопливо проследовала в сторону центра колонна бэтээров с расчехленным вооружением.

– Вот и они, родненькие, ничего себе! – ошарашенно произнес Саша.

Он, конечно, уважал военную технику. Но в мирное-то время, да в столице нашей Родины…

– А чего ты хотел, свободная страна. Так и живем, братишка, – философски вздохнул Космос.

Дальше, по Ленинградке и Садовому ехали почти без задержек, если не считать обычных остановок у светофоров…

Телевизор в кабинете транслировал все одно и то же. Правда, по Белому дому уже не стреляли, но из окон верхних этажей валил черный дым.